Святая Русь - Страница 313

313

Поклонялись литвины солнцу, луне, звездам, также Перкунасу, богу молнии и грома. Богов вообще было великое множество: боги ясного неба – Аушве, Сотварос, Окопирмос, водяное божество плодородия – Потримпос, или Атримпос, бог уничтожения – Поклус, бог плодов земных – Курко…

В уничтоженном тевтонцами Ромове стоял когда-то жертвенник под дубом с тройным изображением – Перкунаса, Потримпоса и Поклуса (свет, плодородие, уничтожение), быть может – отголосок древнеиранской традиции – Митры, Ормузда и Аримана. Так же, как на Востоке, у персов-огнепоклонников, тут приносили жертвы огню. Вечный священный огонь знич горел в литовских храмах, время, как в древности, считали ночами, годы – лунами. Недели начинались с пятницы. В Литве сохранялось многоженство. Отправляясь в путешествие, литвин мыл себе ноги. Тулуп мехом наружу, лук и колчан с отравленными стрелами составляли все его имущество в пути. Пили кумыс, переправлялись через реки вплавь, держась за хвост коня. Вся земля для литвина была святой: святые горы, святые озера и рощи, в которых жили святые животные, змеи и ящерицы. Здесь запрещалось рубить лес, здесь хоронили, сжигая, своих мертвых. Весь мир был наполнен богами.

Божество весны – Пергрубис, богиня любви – Мильда, бог хозяйства – Варшайтос, хлебов – Крумине, охоты – Шнейбрато, льна – Важгантис, напитков – Рагутис, пчеловодства – Аустея, садов – Кирнис, лесов – Пускайтис, скотинных стад – Ратайница и так далее… Каждый дом находился под опекою божества дома, у каждой зажиточной семьи, кроме того, имелся свой бог. За всяким действием – начинали ли пахать, вынимали ли первый хлеб из печи – надлежало приносить жертву божеству земли или пирогов. Гадалки, колдуны, гусляры, вещатели в монашеском одеянии, верховный жрец – Криве-Кривейто, толпы знахарей – сейтонов и лабдарисов, гаданья по внутренностям, на войне – по внутренностям захваченного пленника. В доме, принося жертву, вызывали к миске с молоком домашнего ужа.

Верховному князю в этом языческом мире принадлежали огромные области с десятитысячными стадами коней и рогатого скота. Верховная власть обставляла себя наместниками, тиунами, детскими – как на Руси. Столетняя война с тевтонами приучала мужчин жить грабежом. Жены вели дом и, по словам того же историка, отличались невероятной распущенностью, имея подчас нескольких мужей. Голодные месяцы перемежались празднествами, когда резали скот, объедались и опивались…

Вот в такую-то землю и двигался сейчас поезд Ягайлы с чередою пышно разукрашенных всадников, с духовенством в разнообразных облачениях, с литовскою ратью и польскими рыцарями. Зная свой народ лучше католических прелатов, Ягайло привез с собою целый обоз шерстяных одежд в подарок для тех, кто крестится.

Начали с Вильны, города из двух замков, на горе и внизу, окруженных стеной и хороводом разноплеменных предместий, домами без улиц, в окружении лугов и садов.

Тут, в Вильне, среди христиан греческой веры угнездилась манихейская ересь, искоренять которую порешили силой. Одного боярина, ставшего манихеем, запытали до смерти. Русичей пока не трогали, но шляхетские вольности, право выдавать по желанию замуж дочерей и сестер, права наследования, облегчение от повинностей – получали одни католики. Особою хартией запрещались браки новокрещенцев с язычниками и схизматиками (а буде кто из них захочет сочетаться браком с новокрещенцем, обязан принять католическую веру). Был разрушен храм Перкунаса, залит водою знич, перебиты священные змеи и ящерицы, вырублены священные рощи. Язычники рыдали, но сопротивляться своему же великому князю не смел никто.

Верховный жрец Лиздейка, по преданию, скрылся в Кернове и там, в дикой лесной пустыне, жил отшельником. Наступило подлинное торжество францисканцев. Первым латинским пастырем в столице Литвы стал францисканец, Андрей Васило, поляк из дома Ястржембцев, почетный епископ в Серете, в Молдавии, и прежний духовник королевы Елизаветы. На месте святилища Перкунаса воздвигался новый католический собор.

Литвины удивлялись, что бог один. «Много богов – больше сделают! – толковали они. – И кто теперь будет посылать нам дождь и ведро?»

Жителей сгоняли в отряды, каждому из которых давалось одно имя, и крестили разом всех, так что явились тысячи Станулов, Янулисов, Петролисов, Катрин и Яджиул. Каждому при этом вручались белые шерстяные одежды. И не ради крещения, а ради получения этих одежд потянулись литвины под власть новой веры, наступлению которой они сопротивлялись до того целое столетие.

Управление Литвой, еще раз обидев Витовта, Ягайло вручил своему брату, Скиргайле, наделив его городами и поместьями, передав целиком Полоцкое княжество, а также Троки, наследственный удел Витовта.

В Вильне Ягайло пробыл всю зиму, вернувшись в Краков лишь к лету следующего года. В Ватикан пошли грамоты об успешном крещении Литвы, а оттуда, от папы, в Польшу явился кардинал Бонавентура, везя грамоты, благословляющие «любимого сына папы, короля Владислава»:

«Среди всех королей земли тебе принадлежит первое место в чувствах признательности святой римской церкви, матери нашей! Приветствуем тебя, возлюбленный сын, верный слуга, который за дела свои получил достойную награду: венец земного величия – и, конечно, со временем получит венец небесный. Утешай себя, сын, что, долженствуя погибнуть с целым народом, как скрытое сокровище, ты найден! Утешай себя в глубине твоей души, что такая великая слава ходит по всему миру о деяниях твоих и что ты, столь любезный и милый, покоишься в блеске славы на лоне матери-церкви!»

313