Святая Русь - Страница 310


К оглавлению

310

– Отец настоятель, отоприте! Привел! – произнес он нарочито громко.

Петух тоже не спал. Пока они оба переодевались в свое платье, боярин стоял на пороге и что-то бубнил укоризненное. После вновь взял за шиворот уже Петуха, дабы вести его назад. Федор приостановил Добрыню за плечо, вымолвил шепотом:

– Ты отпускай его иногда!

Добрыня кивнул головой, понял и, вновь громко бранясь, поволок Петуха в дружинную келью, досыпать. А Федор, выпив воды и съевши пару маслин с куском подсохшей лепешки, стянул однорядку и повалился на ложе, только тут почуявши, что предельно устал. В голове звенело. Он еще ничего не решил, не придумал, чувствуя только одно: тяжелый гнев на обманувший его патриарший синклит и на весь этот торгашеский и бессильный город с распутником-императором во главе, готовый предаться латинам и увлечь в бездну вместе с собою восстающую из пепла прежних поражений и год от году мужающую Русь.

Глава 29

Труднее всего убедить человека в правде. Лжи верят гораздо легче и охотнее. Федор уже не раз посетовал про себя, что не избрал для Пимена какой ни то «лжи во спасение», ибо теперь растерянный и злобный временщик слышал, слушал и не верил ничему.

Федор уже час бился с Пименом, пытаясь убедить его, что беда общая и им надобно теперь не которовать, но объединить усилия и действовать сообща. Он уже приходил в отчаяние, когда наконец и вдруг понял, почему Пимен не верит ему, и озарение пронзило его, как громом. Пимен не понимал, почему это нужно именно ему, Федору, племяннику Сергия и давнему Пименову врагу. Он попросту не допускал мысли, что кто-то может действовать не на пользу себе самому, а из каких-то иных, высших, соображений. Понявши это, Федор умолк и обалдело глядел на Пимена. И такого человека они все терпели на месте вершителя судеб церкви русской!

– Ладно, твое святейшество! – произнес он не без иронии в голосе. – Не удалось мне спасти тебя, не удалось и себя наградить!

Пимен глядел на него пронзительно, ждал. Федор встал, застегивая пояс. Посмотрел на митрополита светло и разбойно.

– Хощеши знать, почто хлопочу? – вопросил он, уже стоя на ногах. – Я ить своего монастыря не потеряю, ежели и восхощеши того! Зане – самому патриарху Нилу подчинен!

– О том ведаю! – отмолвил Пимен с жесткою злобою в голосе.

– А чего я хощу от тя? – вопросил Федор, двигаясь к двери. – Хотел! – уточнил он и взялся за рукоять дверей. Пимен, не выдержав, махнул рукой – погоди, мол! Зрак его был пронзителен и почти страшен.

– Ростовской архиепископии! – помедлив, отмолвил Федор. – Надея была, спасу тя от греков, а ты рукоположишь меня, зане ростовская кафедра свободна суть! – высказал и поворотил к двери уходить.

– Постой! – голос Пимена стал хриплым. – Постой, присядь!

Теперь, узнавши, чего жаждет Федор для самого себя (иного бы он попросту и не понял), Пимен восхотел иметь дело с ним, ибо сам не ведал совершенно, как ему быть в днешней трудноте.

Федор как бы нехотя присел к столу. Он презирал Пимена, а сейчас, в сей миг, немножко презирал и себя. Мысль о ростовской архиепископии возникла у него давно. Ростов был их общею родиной, столицею учености, но ему никогда бы не пришло в голову обратиться с этим именно к Пимену, ежели б не нынешняя беда. Ежели б не Пименово недоверие. Ежели бы не пакость, задуманная и едва не осуществленная греками! В конце концов, кое-как убедив Пимена, что им надобно попросту бежать, не сожидая синклита, ибо в отсутствие Пимена лишить его сана по соборным уложениям греки не могли, Федор покинул Манганы.

По уходе симоновского игумена в келью тотчас проник Гервасий, и Пимен со своим верным клевретом принялись обсуждать нежданное для них появление Федора.

– Ему-то что, ему-то что, коли меня снимут? – надсадно ярился Пимен.

Гервасий думал.

– Баешь, хочет поставленья на ростовскую епископию? Даже и архиепископом хощет быти? Нужа не мала! – раздумчиво протянул он, поглядывая на своего смятенного повелителя. – Мыслю тако, – осторожно начал он, поглядывая на владыку. – Киприана, вишь, тоже порешили снять!

Дак потому… Так-то обоих не снимут…

– А ежели и Киприана, и меня?

Гервасий беспечно отмахнул рукой:

– А! Грека какого ни на есть выищут!

– Узнай, Гервасюшко, уведай, родимый, кого они хотят заместо меня?

Серебра не жалей! Да и бежать… Куды бежать-то, в Галату? К фрягам… Они до меня добры… Но преже узнать, уведай, Гервасюшко!

Так вот сложилось, что искать скрытого ставленника на русский престол начали и те, и другие, почему, в конце концов, Пимен, на счастье свое не пожалевший мошны, и добыл нужные сведения. Имя, переданное ему, заставило Пимена задуматься и наконец впервые поверить Федору.

Симоновский игумен явился по первому зову. Уведав от Пимена, кто должен занять русский духовный престол, он вздрогнул. Та маленькая, но жившая в его душе доселе неуверенность: не обман ли все это – тотчас растаяла в нем. О названном епископе как о стороннике унии с Римом Федор был наслышан достаточно. Синклит должен был состояться вот-вот, в считанные дни, и надобно было бежать не стряпая. Но опять уперся Пимен, желавший бежать в Галату. С великим трудом и то только с помощью Гервасия удалось уговорить Пимена попросту пересечь Босфор: на турецкий берег власть греческого Василевса не распространялась и тамошние монастыри не подчинялись впрямую патриархии. Синклит должен был собраться послезавтра, и потому Федор отчаянно спешил. Студитский монастырь покидали мелкими кучками, по два-три человека, тяжести загодя отправили на рыбацкой барке.

310